Волшебный локон Ампары - Страница 64

– С пониманием и раскаянием приму на себя всю тяжесть ответственности перед людьми и законом.

– Задавайте вопросы, эвархи, – призвал Ледогоров. – Любые... какие велит задать ваша Совесть.

Шагом вперед выдвинулся из шеренги мешконосцев европеоид с сапфировыми глазами. Кир-Кор с удовольствием посмотрел на него. Белая грива пышных волос, белая длинная борода. Ни дать ни взять – персонаж из русского фольклора. «Дед Мороз, Дед Мороз, он подарки нам принес!» Дырявую тару из-под подарков ему, увы, пришлось натянуть на себя.

– Ариарх старейшин общины Ревнителей Животворящего Креста Михаил Перевозов, – представился фольклорный персонаж. – Здравствуйте все! – Он несколько раз поклонился в разные стороны. – Хочу спросить перед лицом уважаемого собрания: не голоден ли ты, грагал? Не мучит ли тебя жажда?

– Нет, эвархи, я сыт и жажды не испытываю.

Шаг вперед сделал пожилой негроид. Пошлепал большими сизыми губами, чиркнул ладонью над теменем, словно измерил собственный рост, представился:

– Унди-наба буркината гриотов Ялгадо Хабре.

«Как пить дать, спросит, здоров ли я», – подумал Кир-Кор.

– Здоров ли ты, грагал? – спросил унди-наба.

– Вполне. Благодарю уважаемое собрание за трогательную... озабоченность.

Следующие вопросы задавал безбородый европеоид с проницательным взглядом серо-голубых глаз.

– Региарх курии фармакопеев Олег Владимирский-Люпусов, – представился он и встряхнул шелковистой волной зачесанных назад каштановых волос. Участливо осведомился: – Скажи нам, грагал... не испытываешь ли ты каких-либо физических или физиологических неудобств? Не вызывает ли что-либо здесь твоего напряженного неудовольствия?

– Моя одежда... Точнее говоря – ее отсутствие. Но ритуал есть ритуал, и я подчиняюсь его условностям, как им подчиняетесь вы.

– Созипатор киновиата Поощрителей созревания духа Элибар Маципулос, – представился загорелый мужчина с серебром в волосах и внешностью староиспанского аристократа. – Эвархи, поскольку беседа принимает явно соматический уклон, предлагаю внести в нее коррективы, долженствующие обратить наши взоры к зениту... Скажи нам, какое место в жизни твоей занимает то, что мир людей именует духовностью?

– Смею думать, изрядное, – ответил Кир-Кор.

Элибар Маципулос поощрительно улыбнулся:

– И... нечего больше добавить?

Кир-Кор обвел взглядом замершую шеренгу ареопага:

– Надо ли мне отнимать у вас время ретроспекциями о Махавире, Декарте, Платоне?

– Нет, не надо, – возразил созипатор. – Нам довольно будет узнать, как ты сам определяешь духовность. Что она для тебя?

– По-моему, это потребность поиска истины и стремление безвозмездно делать добро.

– Познание и альтруизм, – заключил Элибар Маципулос, кивая. – А что есть для тебя нравственность?

– Понимание того, что никогда не нужно мешать кому-либо в поиске истины и творении добра.

– Не мешать... А как насчет того, чтобы помочь?..

– Помочь – да, разумеется. Но хотя бы не мешать. Не совать под нос индивида свой указующий перст.

– Поиски истины в философской системе Ампары вызывают в тебе оптимизм? – полюбопытствовал созипатор.

– Сочувствие. Кстати, я разделяю ваши надежды на то, что наступит когда-нибудь время прямого влияния духовного Абсолюта на земную и вообще человеческую жизнь. Дай-то, как говорится, Бог! Однако я не сторонник полумистического «иносказания иноимен». Хочется ясности.

– А в чем, собственно, затруднения?

– Их много. В частности, мне трудно солидаризироваться с утверждением философов вашей школы о том, что точка соприкосновения современного мира людей и грядущего мира Ампары сиюминутно близка.

– То есть нет у тебя ощущения перемен?

– Увы. Мы, дальнодеи, неплохо знаем инфраструктуру Солнечного Рукава Галактики, и вот что я вам скажу... если, конечно, вы хотите знать мое мнение. По-моему, Галактика совершенно естественно эволюционирует в своем сугубо материальном космофизическом облике. Во всяком случае, в ее глубинах мы пока не встречали «особых» точек и «подозрительных» аномалий, которые могли бы представлять интерес для вашей философской школы в качестве космических тестов на близость Ампары или хотя бы на вероятие сближения с нею.

– И даже Зердем не кажется тебе «подозрительной» аномалией?

– Зердем... Ну что Зердем?.. Зердем действительно впечатляюще аномален, но ведь ничто в нем пока не указывает на то, что это круглое вакуумно-полевое образование уже вправе именоваться артефактом Ампары. Мало ли странных космофизических объектов в Галактике!

– Вижу, с теорией Ампартефакта ты в какой-то мере знаком... Недавно открытый тобой Планар, очевидно, тоже не вписывается в круг вещных знаков Ампары?

– Думаю, нет.

– Благодарю вас, коллеги, за долготерпение. Иных вопросов к грагалу у меня не имеется.

Элибар Маципулос вернулся в полукружье философов, уступая «кафедру» своему соседу – коренастому, ладно скроенному европеоиду средних лет. Бледное лицо, обросшее дремучей окладистой бородой, взгляд исподлобья и нависающие над бровями темные волосы придавали этому человеку вид романтический и мрачноватый, а ритуальное рубище только усугубляло артистически разбойный вид Алехандро Эроховерро. Кир-Кор сразу узнал его. Да и как не узнать лучшего и вернейшего на этой планете друга грагалов – коммуникатора группы эксальтадос «Зелегра» (есть и такая в абрисе философской школы Ампары).

– Салюд, компаньерос! – сверкнув глазами, поприветствовал Алехандро коллег. Адресовал энергичный взмах рукой персонально Кир-Кору: – Салюд, камарад!