Волшебный локон Ампары - Страница 156

156

– Зигфрид, нас, кажется, не узнают.

– Впервые вижу вас, парни, – подтвердил Кир-Кор, оглядев того и другого.

В отличие от пасмурнолицего Зигфрид был трогательно румян, сероглаз, и его упитанная, поросшая редким рыжеватыми волосами физиономия вид имела достаточно добродушный. Румянолицый Зигфрид спросил с сомнением:

– Ты не ошибся, Бургаз?..

– Нет. – Бургаз мотнул головой, как лошадь. – Он – раттенфангер из свиты вице-президента.

– Ничего подобного, – сказал Кир-Кор. – Я тивун огнишный из стрелецкого департамента генерал-губернатора.

– Вас заген зи? – машинально произнес румянолицый на немецком. – Не понимаю, что вы говорите.

– Я всего лишь скромный фельдцехмейстер из ландвера своего маркграфа, – ввел поправку Кир-Кор.

– Яволь. – Зигфрид кивнул. – Это я понял.

– Однако, – продолжил Кир-Кор, – я обязан отметить: мы с генерал-губернатором в оппозиции друг к другу по отношению к вице-президенту.

– В оппозиции?.. – Бургаз, похоже, опешил. – В какой оппозиции?

– В имманентной, глоссолалической, конфабулярной, – стал перечислять Кир-Кор. Взглянув на померкшего Зигфрида, подвел черту: – Унд зо вайтер. Но это уже не имеет никакого значения, господа.

– Варум? – машинально спросил Зигфрид. – Почему?

– Дарум, – ответил Кир-Кор. – Потому что всех ожидает одна и та же ночь.

– Кто тебе это сказал? – угрюмо осведомился Бургаз.

– Гораций, господа, это сказал Гораций. На латыни, естественно: «Омнес уна манэт нокс». Точность перевода гарантирую. Всех ожидает одна и та же ночь. Ауфвидерзеен.

Зигфрид неожиданно просветлел, улыбнулся:

– Лебен зи воль. Спасибо за интервью.

Путь к офис-терминалам был свободен. Удаляясь от нечаянных собеседников по неправильной синусоиде в толпе, Кир-Кор различил в гуле голосов несколько фраз, которыми обменялись его новые знакомые. "Ты прав, майн фройнд, он – раттенфангер вице-президента". – "Зигфрид, а что это он плел про «одну и ту же ночь?..» – «Очень просто. Фразой из Горация вице-президент предостерегает своих противников от политических ошибок. Пожелаем ему успеха. С такими раттенфангерами у него есть шанс на успех!..»

Невинная шутка нежданно-негаданно завязалась политическим узелком. Раттенфангер...

Кир-Кор вспомнил вдруг, что «изящное» это словечко (в переводе с немецкого – «крысолов») в сленге политиканов служит для обозначения хватких, изворотливо-ловких функционеров, умеющих обеспечивать высокий рейтинг партийной идеологии при любых, а главным образом при неблагоприятных для партии обстоятельствах. «Не было еще мне печали влипнуть здесь в какую-нибудь политическую интригу...» – подумалось ему.

«Особенно после того, как ты уже влип в политический катаклизм», – заметил внутренний голос.

Кир-Кор отстучал на клавиатуре офис-терминала свои инициалы, фамилию; в регистре «СРОК» отстучал: «О суток, 12 часов». На стандартный вопрос терминала «КЛАСС ТРЕБОВАНИЙ ГОСТЯ?» ответил кратко: «Апартамент любой» и, выхватив из принтерного бокса пластиковую карточку – гостиничный вадемекум, направился к лифтам первого башенного корпуса. Требовать апартамент с видом на бухту не имело смысла. Уж если экзарх озаботился включить Кирилла Корнеева в состав участников всемирного конгресса Гулливеров, то о каких еще требованиях может идти речь?

Судя по фиолетовым и черным цифрам на пластиковом вадемекуме, свое временное жилье надо искать на самом верхнем этаже.

В небольшом, слегка притемненном и необычайно уютном фойе двадцатого этажа пахло ночными фиалками, звучала гитара. Кир-Кор вышел из лифта и замер. Должно быть, все гулливеровское население этого этажа собралось на импровизированный концерт. Белобрысый парень в черном хаори ласково пощипывал «семиструнную» и пел приятным голосом баритонального регистра:

...И какие вы рельсы
на Млечном Пути ни положите,
в них опять зазвонит
неизбывный и вечный мотив:
два коня на лугу,
две усталых расседланных лошади
одиноко стоят,
золотистые шеи скрестив.
Два коня, две красы,
обреченно друг к другу прижатые
той же силой земной,
что гуляет по венам моим,
и рождает детей,
и возносит колосья усатые,
и уводит людей
от Земли в галактический дым...

Песня кончилась. Аплодисментов не было. Есть у людей такие песни, высшим признанием для которых может быть только длительное задумчивое молчание благодарных слушателей...

У лифтового пятачка, где в этот момент обретался один из самых благодарных слушателей, длительного молчания не получилось. Кир-Кора вывел из задумчивости нацеленный ему в левое ухо звук протяженного вздоха. Затем нежный женский (или девичий?) голос тихо (на геялогосе) произнес:

– О, какая чарующая мелодия!.. Вы не находите?

Кир-Кор обернулся (чтобы не попасть впросак, если вопрос адресован кому-то другому) и встретил взгляд очень рослой светловолосой молодой особы довольно приятной наружности. «Всего на пять сантиметров ниже меня», – уверенно определил он. Ответил:

– Мелодия – да... Но слова этой песни, эвгина, очаровывают глубиной сокровенного больше, чем даже мелодия.

– Правда?! – взволнованно прошептала светловолосая незнакомка. Ее неестественно длинные ресницы затрепетали. – Значит, я была очарована не только мелодией, но и глубиной текста! Как интересно!.. Вы говорите так необычно... Можете называть меня просто Ширли... Я Ширли Холмс.

«Очень приятно, – мелькнуло в голове Кир-Кора, – я доктор Ватсон».

– Очень приятно, – проговорил он. Представился: – Я Кирилл.

Волосы Ширли Холмс были гладко зачесаны назад, схвачены на затылке зажимом в виде золотой змеи; длинные пряди волос, искусно завитые бесчисленным множеством тонких «сосулек» и небрежно переброшенные через плечо, изящно прикрывали правую выпуклость смело декольтированной груди. Касание этой выпуклости и ее стремительно твердеющего соска Кир-Кор слишком явственно ощущал на своем предплечье чуть выше локтя. Неизвестно, как обстояли у Ширли дела с глубиной восприятия песенных текстов, но алибидемией она не страдала.

156