Волшебный локон Ампары - Страница 148

148

– У нас в Академии все это имеется. В принципе – любые ингредиенты для каких угодно легендарных напитков. Итак, за время моего отсутствия что-то произошло... Пока я умиротворял расстроенного хальфе, здесь был изготовлен бодрящий коктейль и каким-то образом тебе... э-э... вручен.

Кир-Кор вкратце поведал каким.

Собственный рассказ ему не понравился. В кратком изложении дивное, романтическое событие выглядело неубедительно и глуповато. О подобных событиях можно, пожалуй, только стихами... В конце рассказа недовольный собой рассказчик подумал с искренним раскаянием: «Прости меня, прекрасная Фрейя!..» Вслух добавил:

– Вот такой полусон. Видение о чаше... и ее содержимом. Ты перчатки в салоне забыл.

– А, пусть их... – пробормотал Ледогоров. – После того как ты поделился со мной напитком поэтов, я хоть и не ощутил потребности говорить стихами, но зато перестал чувствовать боль. Благодаря тебе и «женщине в светлом» я теперь вообще не чувствую дырок в ладонях.

– Ну, прежде всего благодаря мне ты их получил, – вынужден был ввести поправку Кир-Кор. – Женщина в светлом очень кстати сняла с меня часть вины.

– Все в жизни грагала так или иначе связано с женщиной.

– Это не просто женщина, Агафон! Богиня!

– Из тех, кого твои любознательные питомцы потихоньку освобождают от ледяных оков в мире забвения?

– Понятия не имею... Но я начинаю доверять твоей интуиции. Значит, считаешь то место ледовым узилищем для древних богов?..

– Ну... не таких уж и древних. Лучше сказать – легендарных. Заманчиво было бы знать, какую роль на самом деле они сыграли в становлении нашей цивилизации... Скоро узнаем.

– Ты настолько уверен? – удивился Кир-Кор. – Почему?

– Потому что в Галактике формируется локон Ампары, – был ответ. – А локон – это эпоха вполне ощутимого соприкосновения нашего Настоящего с нашими же Грядущим и Прошлым.

Кир-Кор промолчал.

Подъем закончился: серебристо-серая спираль неширокого пандуса вышла на последний этаж под самым куполом «яйца» и пресеклась лиловой стеной с отрицательным углом наклона. Узнав хозяина, лиловая стена образовала прямоугольный проход, впустила путников и с тихим шелестом срослась у них за спинами. Короткий ступенчатый переход привел путников в накрытое куполом круглое помещение.

– Ретрит, – обронил хозяин. – Верхушечная точка Академии.

Лифтового копора в ретрите не было, поэтому отсюда можно было оглядеть окрестности сквозь прозрачный купол во всех направлениях – вкруговую, словно сквозь блистер шверцфайтера. Гость оглядел. Огни, огни, огни... Выше всех других огней реяли в поднебесье красные светосигналы на вершинах окрестных сопок.

В центре помещения стоял инкрустированный перламутром стол, вокруг него – дюжина синих кресел с белыми подлокотниками. В зените купола – точно над столом – сиял белый диск с синим рисунком уже знакомого символа – эпиптейи.

Ни олифектора, ни терминала здесь не было. Вдоль вогнутой стены по окружности помещения сверкали хрустальные призмы сокровищниц. Экзарх с прижатой к груди чашей странно застыл в неподвижности возле одной из призм, и выражение лица у него было замысловатое.

Почуяв неладное, гость приблизился к остолбенелому хозяину с тревогой (уж не случилось ли нового ограбления?), тот молча указал на верхнюю полку сокровищницы. Там, среди колючих спектрально-радужных огоньков, скромно светлела, как луна среди звезд, чаша из белого нефрита. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: чаша в руках экзарха и чаша на полке – родные сестры. Или сосуд на полке чуть больше?..

Ледогоров извлек драгоценный древний сосуд из хрустальной призмы:

– Эта чаша была известна миру в одном экземпляре, а вот теперь их две... Уму непостижимо!

Разглядывая обе чаши, экзарх так раскованно вертел их в руках, словно утратил почтение к мировым раритетам. Кир-Кор опросил:

– Сейчас ты понимаешь, что это была не апроприация?

– Твоя чаша – точная копия этой!.. – не унимался фундатор. – Нет, твоя, пожалуй, чуть меньше...

– Да, я тоже это заметил.

– О! – не сумел сдержать возгласа удивления Ледогоров.

Сравнивая сосуды между собой, он случайно вложил одну чашу в другую... и с чашами что-то произошло. Что-то такое неуловимое и внезапное, отчего у экзарха в руках осталась всего одна чаша, которую он к тому же и выронил. Пытаясь спасти хрупкую современницу египетских пирамид, Агафон совершил бросок отчаяния, как при игре в регби. Кир-Кор поймал чашу, поддержал Ледогорова. Спросил:

– Что случилось? Я так и не понял, куда исчезла вторая чаша.

– Спасибо, донатор! – Ледогоров тяжело дышал. Успокаиваясь, на несколько мгновений закрыл глаза, перевел дыхание. И только после этого ответил: – Вторая чаша... твоя... растворилась в первой.

– Как это... растворилась? – Экс-донатор заглянул внутрь только что спасенного фиалофага.

– Да так как-то... Плотно осела внутрь первой. Я сделал движение, чтобы вынуть ее, но... вынимать уже было нечего.

Кир-Кор отдал чашу экзарху. Тот немедленно убрал феноменальный сосуд на прежнее место в сокровищницу – от греха подальше. Добавил:

– Когда я сделал движение, чтобы вынуть ее... на мгновение ощутил пальцами другую фактуру... Знаешь, поверхность нефритовой стенки исчезающей чаши не была гладкой. Я совершенно явственно ощутил под пальцами ряды небольших углублений. Которые, впрочем, тут же оплыли и сгладились. От неожиданности я все это выронил. Ряды углублений почему-то напомнили мне эколат.

Пока Ледогоров рассказывал, Кир-Кор перебирал в уме фрагменты своего недавнего полусна.

148